Дорогой друг!
Интернет – великая вещь для литературы. В
том плане, что позволяет покупать книги, не покидая кабинета – и не проходит и двух недель, как улыбающийся почтальон приносит их к вашей двери. Конечно, можно было бы лишний раз порассуждать о том, что в России почтальон почему-то считает доставку заказного отправления чуть ли не личным оскорблением, и – в лучшем случае! – швырнёт вам его в лицо. Впрочем, скорее он просто бросит в ящик извещение (так и хочется сказать – «повестку»), даже не подумав подняться до квартиры; а вот на Западе – приносят и улыбаются, как будто нет для почтальона большей радости… Нет, об этом мы рассуждать не будем. Мы лучше порассуждаем о том, что принёс почтальон. А принёс он книгу Михаила Веллера под названием
«Приключения майора Звягина» – которую аз многогрешный купил, поддавшись
на ваши восторги по её поводу. И не только купил – но и прочёл. Увы.
Забавное, должен сказать, сочинение! «Сочинение» – это я в том смысле, который вкладывают в это слово ученики седьмых-десятых
классов. Ибо, читая книгу, никак не отделаться от впечатления, что знакомишься с трудом школьника (школьника, без сомнения, одарённого) на тему, скажем, «Портрет идеального героя». Образ главного героя – ходулен и невыразителен. Этакий супермен, существующий в двух измерениях. Он – майор; это свидетельствует, очевидно, о смелости, бесстрашии и всём таком прочем, что так свойственно, хе-хе, «лучшим представителям российского офицерства». Работает он врачом «скорой помощи» – благородная профессия, «спасает жизнь людям». Он пьёт исключительно холодное молоко (в большинстве случаев – «цедит»); причём (намёк на офицерский аристократизм, должно быть?), исключительно через соломинку. Пробуждается он (разумеется!), пока все домашние ещё спят, и почти всегда одинаково:
«Утром, вскочив бесшумно (разминка, душ, кофе…» Впрочем, «для фона» у него имеются ещё два двухмерных персонажа – номинальные «жена» и «дочка»; ни имён собственных, ни собственных
биографий они практически не имеют; а реплики их и диалоги с главным героем
плоски и формальны до безобразия.
«– Леня, ты совсем не интересуешься перестройкой, – упрекнула
жена из-под вороха газет…»
Затем супруги говорят о любви, вновь как будто бы зачитывая друг другу строчки из школьных сочинений:
« – Глупо и гадко! – взвилась жена. – …Только с развитием
духовной культуры человечества инстинкт продолжения рода превращается в
ту любовь, о которой пели провансальские трубадуры!»
В меру циничный и всегда абсолютно уверенный в своей правоте
(причём, складывается впечатление, что эту уверенность целиком разделяет
автор), «правильный мужик» Звягин ответствует:
" – Подруга любви – праздность… Любовь появилась тогда,
по-моему, когда у человека высвободился некоторый излишек энергии, принимающий форму необязательных чувств и необязательных поступков. В народе всегда знали, что лучшее средство от несчастной любви – тяжёлая работа…" Вот так-то. Это всякие идиоты – пушкины там, шекспиры
– не знали «средства». Чертовски далеки были они от «народа»!.. Общение
с «женой» продолжается и заканчивается в той же ухарской манере совкового
супермена:
"Она зажгла свет, причесалась у столика, подперла щёку
ладонью; спросила, глядя в зеркало: – Лёня, ты меня ещё любишь?.. – Тьфу на тебя, – сказал Звягин. – Какой подвиг
я должен посвятить тебе, чтоб ты успокоилась?" Словом, как пела Алла Борисовна Пугачёва, «ну, настоящий
пааалковник»…
Впрочем, для автора тоже в мире чувств и в женщине
всё «не просто, а очень просто»: "Как известно (общепринятая вводка лжеучёных, когда они хотят сообщить публике заведомо сомнительную истину. – К. В.), ничто так не похоже, как полная невинность и большая опытность"…
Да, это уж точно: сотни исследователей отмечали несомненное сходство в
повадках валютных проституток и героинь Тургенева…
Ой, я же ещё не сказал ничего о сюжете книги.
Он незамысловат: в нескольких новеллах автор рассказывает, как Звягин,
сей постсоветский супермен, начинает принимать действенное участие, «спасать», «возвращать к жизни» или «вести к счастью» случайно выбранных им из толпы персонажей. Причём, последнее, похоже, для него не менее важно, чем для маньяка или серийного убийцы: поскольку, будучи врачом «скорой» («огнестрельное ранение», «падение из oкна», «автокатастрофа» – звучат фоном вызовы диспетчера),
Звягин никогда не «зацикливается» на том, чтобы вернуть здоровье, веру
в себя, счастье или что бы то ни было ещё своим пациентам. Это, видимо,
«рутина», которая не вписывается в законы «творения добра» по Веллеру-Звягину.
Он, впрочем, толкует это так:
"Жертвы, хлебнувшие уксусной эссенции, или полоснувшие
себе вены, или учинившие над собой какое иное непотребное действо, вызывают
у бригады справедливое возмущение: работы и так хватает! А выезд специализированной
машины влетает в сотню-полторы рублей, и в это самое время может ждать
погибающий больной". То есть, по логике Звягина и его «бригады», “хлебнувшие уксусной эссенции, или полоснувшие себе вены” погибающими больными не являются. А то, что человек решается на подобное, как правило, под гнётом невыносимых переживаний, и нуждается в психологической помощи и поддержке, «гуманиста» Звягина вообще не волнует. Майор, как-никак; «копаем от меня до следующего столба»…
Впрочем, перечень неисчислимых добродетелей героя начинается с убийства, хорошо продуманного и образцово исполненного (попутно он ещё «вырубает» безвинного московского таксиста – но слегка; не насмерть). Поводом же к убийству послужила зачитанная Звягину «женой» заметка в газете, где говорилось о том, что-де «палач Вавилова доживает свои дни в шикарных условиях». Да ещё и «дочка» добавила: "я бы его убила"! Толчок к сценарию первого «доброго дела» готов; Звягин едет в Москву и «мочит» какого-то старика. А что с тем цацкаться – он же "кагэбэшник"! Это пускай там нездоровые персонажи больного Достоевского
мучаются вопросом, имеют ли они право. Недоделанный пост-советский Мефистофель в погонах ни малейших сомнений не испытывает. Сам автор трактует это следующим образом:
"В силу отменного упрямства и энергичности характера
он [Звягин – К. В.] не терпел нерешённых проблем, а поскольку своих
нерешённых проблем по этой причине у него не было, то приходилось довольствоваться
чужими". Вот ведь как просто! Оказывается, всё, что нужно человеку
в жизни – это упрямство и энергичность. Из таких “чёрно-белых”, безо всяких
оттенков серого (не говоря уже о иных цветах), истин, и составлена условная
книжка об абстрактном герое.
К слову сказать, «жена» – учительница русского языка и литературы, всегда снабжает энергичного, но неумного Звягина подборкой литературы по нужному вопросу. И он лежит «на любимом диване» и читает классику, чтобы должным образом, в согласии с курсом литературы средней школы, скорректировать биографию кого-то из случайных знакомых.
Похоже, работа врача «скорой» ему смертельно обрыдла – и кого-там спасать,
кому-то помогать в рамках своих служебных обязанностей и долга врача супермен Звягин вообще не торопится:
"Трансляция захрипела ужасно и прокашляла: – Десять тридцать два, рука в конвейере. – Простудилась Валечка, – посочувствовал Звягин,
неторопливо вставая и потягиваясь".
Главный герой – человек высоких нравственных принципов. По ходу повествования у него обнаруживается также и «сын» (понадобившийся для развития сюжета и категорически отсутствовавший в начале); скромный майор в отставке, врач скорой помощи, дарит ему свой «”Ролекс” с музыкой» (ей-Богу, не слыхал о таких – впрочем, я не майор…) Сынуля смущается, на что дежурный врач «скорой» сообщает: «Бери, бери! Я всё равно собираюсь себе «Омегу» купить»… Откуда доктор берёт деньги, – причём, не только на часы, но и на проституток для обучения мальчика (в судьбе которого Главный Герой решил принять действенное участие) искусству любви – в книжке не сообщается. Что, впрочем, нисколько не мешает Звягину оставаться «совком»-демагогом, когда дело касается других: " – Ты лучше скажи, откуда у аспиранта машина? – рявкнул Звягин. – Он только жить начал, какая у него стипендия? – Папа купил, – здраво ответил Джахадзе. – А станет приличный человек ездить на машине, купленной папой?..
(мне лично неочевидна «неприличность» таких поездок
– тем более, что «приличность» ношения «ролекса с музыкой», подаренного
папой, у супермена сомнений не вызывает… Но «мужык» Звягин продолжает):
– Молодости стыдно быть преуспевающей!" Вот так. Суперменский вариант Шарикова: «Всё поделить».
Очевидно, молодости не стыдно жить на чердаке (не в папиной же квартире!),
стрелять папиросы у прохожих, ходить в тряпье…
…Автор искушён в классической музыке: главный его герой в сильной задумчивости непременно насвистывает "Турецкий марш Моцарта", другой персонаж книги именует опус композитора Густава
Малера, испокон веков известный в России, как «Песни об умерших детях»
(в оригинале – Kindertotenlieder), не иначе, как «Плач
замученных детей Малера». Вот ведь какой гад этот Малер! Нарожал детей без счёта, а потом всех замучал... Не чужд автор и литературно-фонетических изысков: «Над елями белела луна, серебря снег на крыше и перилах».
Так и хочется слить всё это в нечто поэтическое: «Няделями белелалуна,
серябрясь негнак рышахипирилах». Впрочем, быть может, я придирчив. Тем
более, что автор, выдохшись от столь поэтического описания, тут же впадает
в лапидарность: «Дача была хороша, и компания под стать». Под стать
даче?.. Ну, ладно… Не будем заостряться и на том, что «полыхающий в комнате камин клал подвижные отсветы на скрипучие половицы». Ну, клал, так клал… Наклал на скрипучие половицы – хорошо, хоть только «отсветы»… Тем более, подчеркну, автор мгновенно сворачивает
свои поползновения в сторону «высокого штиля», продолжая описание сей вечеринки на гораздо более привычном ему языке: «Ослепительно выглядящая Лариса… совершенно затеняла сопровождающего её стёртого шплинта»; «Поднажрались. Пошли танцевать и обжиматься».
Не чуждается Веллер и романтических аспектов новорусской действительности:
«под вкрадчивую музыку переступали на высоких каблуках стройные раздетые
женщины… Зрители изображали, что смотрят не более чем простое эстрадное
представление». Я, грешным делом, всегда считал, что “изображают” только дурные актёры второсортных театров. Зрители же в подобных заведениях либо смотрят, увлёкшись, либо, теряя интерес, переключаются на еду, выпивку и свои разговоры. Ибо в стриптиз-бар, особенно – в России, случайно, как правило, не приходят. И цель подобного визита всегда одна: смотреть, но не изображать. Однако, возможно, я уж слишком привередлив к автору.
…До последнего момента я надеялся, что вот-вот –
и автор, наконец, покажет те тонны юмора, которые он припас на десерт;
сейчас мы увидим, с каким диким сарказмом Веллер развенчает своего недо-Мефистофеля, дурную пародию на полубога, возомнившего о себе человечишку… Но именно в финале книги ждало меня наибольшее разочарование: своеобразный паштет из расхожих афоризмов и цитат, обильно сдобренный соусом авторских “философских” размышлений о смысле жизни, своим уровнем напоминающих диспут двух обкурившихся анаши восьмиклассников, мечтающих о поступлении на философский факультет.
Остаётся только привести одну красивую фразу Веллера: “Ничто так не похоже на истину, как тщательно продуманная ложь, доступная по форме”. Доступная по форме, книга “Приключения майора Звягина”, тем не менее, никак не “тянет” на истину. Заканчивается книга короткой фразой: “Засыпал Звягин мгновенно”. Могу сказать одно:
читайте книги, подобные этой – и проблем со сном у вас не будет.
Никогда.
