Вряд ли кто бы осмелился назвать "Дон Карло" лучшей оперой Верди, невзирая на некоторую широту выбора: на протяжении чуть более двадцати лет Верди неоднократно обращался к этому сочинению, в результате чего на сегодня мы имеем пять версий оперы, ни одну из которых нельзя, положа руку на сердце, назвать совершенной. И критики, и горячие поклонники этой оперы - все по-своему правы, горячо описывая как очевидные недостатки "Дон Карло", так и несомненные достоинства… Практически, с конца 50-х - начала 60-х годов сценические постановки и записи различных редакций этой оперы стали общей практикой, если не рутиной всех европейских и заокеанских оперных театров. Так называемые "модерновые", "осовремененные" постановки мрачновато-колоритной средневековой оперы "Дон Карлос" тоже давно стали общим местом... Спектакль в Цюрихе был поставлен режиссёром Вернером Дюггелином в содружестве с дизайнером Раймундом Бауэром. Оформление спектакля представляло собой большую полукруглую стену в глубине сцены, с большим порталом по центру и ведущими туда ступенями. От этого крыльца в направлении к зрителю был проложен некий подиум - сродни тем, что используются во время показов мод; заканчивался он небольшой круглой площадкой. Вот, собственно, и всё. Ну, конечно, не совсем "всё": внушительные по размерам секции полукруглых стен периодически отъезжали в сторону, обнаруживая либо благостный пейзаж на подсвеченном рисованном заднике (Фонтенбло), либо хор, в несколько этажей выстроенный рядами на специальных лесах (сцена аутодафе, например) - излюбленный приём режиссёра Паунтни (что "Набукко", что недавняя "Турандот"...) Адекватно передать ужасы инквизиции
Кабинет Филиппа в четвёртом акте представляет собой всё ту же голую сцену, но уставленную множеством канделябров с зажжёнными свечами - атмосфера, слегка приевшаяся по "лирическим" видеоклипам поп-звёзд.  За неимением стола в своём кабинете (вот аскет!) король Филипп, сидя на кресле у авансцены, злополучную шкатулку держит просто под мышкой - иначе деть её ему просто некуда… В общем, постановка - что на сегодня огромный плюс! - не шибко мешала солистам, хотя сказать, что режиссёрские решения и "находки" хоть в чём-то облегчали актёрам их задачу, было бы сильным преувеличением. Вся нагрузка ложилась на плечи солистов и оркестра.Оркестр был хорош (в сцене и арии Филиппа, например, прекрасно солировал виолончелист Клаудиус Херрманн), но дело частенько портил странный дирижёр по имени Адам Фишер. Выпускник Барток-консерватории в Будапеште, а затем - стажёр венской Музыкальной академии у Ханса Сваровского, он много работал по мелким городам Германии - Карлсруэ, Фрайбург, Кассель; имел контракты и в других городах мира. Я не могу сказать, что Адам Фишер - дирижёр плохой; он именно странный. Дирижирует без партитуры, которую - вполне очевидно - знает "назубок". Но что удивительно, это не позволяет ему установить надлежащий баланс между сценой и "ямой"; он неспособен "дышать вместе с солистами", "играть" динамическими и тембровыми нюансами оркестра. Темпы его были либо чересчур быстрыми, либо чрезмерно замедленными; причём я вовсе не претендую на абсолютное знание "правильных" темпов. Просто г-н Фишер, как неопытный водитель с новенькими правами в кармане, то резко, рывками, срывается с перекрёстка, бросив сцепление, - то еле-еле тащится в гору, не догадываясь переключиться на пониженную передачу и ровно преодолеть подъём… Во многом - практически, в основном! - дело спасали солисты. Не побоюсь этого слова, великий Ренато Брузон, на мой скромный взгляд, сегодня (да и не только!) является лучшим исполнителем многих классических ролей в репертуаре драматического баритона, среди которых партия маркиза ди Поза - далеко не последняя. Кажется, что могучий его голос с годами лишь крепнет, да - как подлинное произведение искусства - постоянно прибавляет в цене. Умножьте это на удивительное умение петь мецца воче, пиано и меццо-форте; прибавьте кантилену и глубоко осмысленную, "прожитую" фразировку… А тот факт, что Брузон - великолепный актёр, в равной степени владеющий мыслью, жестом, рисунком роли и голосом, превращает каждое его выступление в событие, что будет бережно храниться в памяти долгие годы… Другое событие спектакля - Руджеро Раймонди в роли Филиппа Второго. Это тоже - артист, у которого и вокальная сторона, и сценический рисунок роли "прописаны" до мельчайших деталей. Если и бывают в выступлениях Раймонди непредвиденные случайности, то даже их он всегда умудряется обратить в свою пользу… А уж его "Ella giammai m'amo" - это просто шедевр. Художник по костюмам Су Виллмингтон тоже пошла "вразрез с традициями": в отличие от большинства постановок, Великий Инквизитор был облачён не в красное и не в чёрное, но в белоснежное одеяние. Молодой солист Цюрихской оперы, уроженец Нижнего Новгорода Павел Данилюк (о нём мы как-то писали вот в этой рецензии) показал нешуточный прогресс: его исполнение партии Великого Инквизитора отличала вокальная зрелость, мощь и легато в подаче звука, точность во всех нюансах сценического поведения. Забавно, что - в отличие от Филиппа и Родриго, одетых в строгие костюмы-"тройки", дизайнер Виллмингтон (видимо, решив подчеркнуть юность Дона Карлоса), обрядила его в этакие чёрные рейтузики с лайкрой и рубашку навыпуск. Вдобавок ко всему, Нил Шикофф - а Карлоса пел именно он - откалывал порою некие забавные антраша и по сцене перемещался причудливо, каким-то странным манером переплетая ноги. Не знаю, как другие, но я всерьёз переволновался за артиста, ибо каблуки его отличались нешуточной высотой… Тем не менее, ходил он, "куда надо"; ноты исполнял исправно (вокальной манерой чуть напоминая молодого Юрия Марусина). Единственное, что портило впечатление - это постоянная трагическая маска на лице тенора. Чем выше была штурмуемая нота, тем более горестное выражение обретала физиономия артиста. Прекрасно провела партию принцессы Эболи полячка Стефания Калуза, отучившаяся в своё время в венской музыкальной Хохшуле у Антона Дермоты и Ханса Хоттера. Овация после знаменитой арии была заслужена ею сполна. Елизавету Валуа в очередной раз исполняла Елена Прокина, удостоившаяся как восторгов публики, так и комплиментов со стороны своих именитых коллег. Не было "проколов" ни у Тебальдо (молодая немка Кристиана Коль), ни у Монаха - Джузеппе Скорсин. Может быть, только Голос с небес в исполнении китаянки Сен Гу звучал как-то уж больно по-буддистки отстранённо; этаким "стеклянным" тембром. Но, возможно, так и должно быть? По крайней мере, когда Карл Пятый (не видимый публике) уволок инфанта к себе в склеп (в постановке - это всё та же центральная дверь, из которой на этот раз просто валили клубы густого белого дыма); когда отгремели долгие овации и вызовы на поклоны - в душе родилось глубокое сожаление, что спектакль закончился. От этого впечатления трудно отделаться и по сей день.
При перепечатке просьба ссылаться на источник и ставить автора в известность.
 
|
