С некоторым опозданием (связанным с порой летних отпусков и столь свойственными этому времени разгильдяйством и расслабленностью), спешу представить вашим светлым очам рецензии на спектакли Цюрихской оперы: "Риголетто" (премьера) и "Отелло".
Рецензию на последнюю постановку легко было бы назвать "Звёздные войны" или как-нибудь ещё в этом роде, но, забегая вперёд, скажу, что идея мне понравилась. Не понравилось только её непоследовательное и неполное воплощение. Затем сцена заполняется хористами - они, как и Яго, облачены в этакие кожано-блестящие "футуристические" костюмы, но, в отличие от солистов, ещё и несут на лицах огромные пластиковые очки-полумаски оранжевого цвета. На сцене появляются эффектные круглые прозрачные "дисплеи", по которым обитатели космического корабля, по-видимому, с напряжённым вниманием следят за ходом галактической битвы с аэрокосмическими силами мусульман; в огромном же иллюминаторе зрители видят впечатляющие взрывы, ослепительные вспышки, и так далее. Надо сказать, что эта сцена вовсе не лишена эффектности и логики, потому смотрится с большим интересом.
Вскоре Кассио (Антонелло Паломби, сразу обративший на себя внимание сильным и красивым тенором), строит хористов в две шеренги (перпендикулярно рядам зрительного зала), и по образовавшемуся "живому коридору" из глубины сцены неторопливо и с достоинством выходит Отелло. В этом месте "глаз режет" одна из множества мелких неточностей, или непродуманностей режиссёра Свен-Эрика Бехтольфа: если бы он "расставил" хористов вдоль рампы, спиной к зрителю, то "Esultate", обращённое в зрительный зал, было бы вполне логичным… Но - немного о самом "Esultate!" и собственно
Вообще, по моему мнению, на сегодня в мире существуют только три исполнителя Отелло: Богачёв, Галузин и Кура. (Долгие годы слывший - и вполне заслуженно - "лучшим Отелло" Пласидо Доминго, вокальное воплощение которым этой партии и в самые безмятежные его годы сплошь состояло из компромиссов, сегодня может достойно представить лишь все эти "компромиссы", и не более: возраст, увы, берёт своё)… Однако в исполнении Куры хватает и моментов иного плана, менее, на мой взгляд, бесспорных и не всегда украшающих партию: это совершенно произвольные и не подтверждённые логикой смены ритма и темпа; обилие (особенно в первых двух актах) таких рубато, которые более уместны в музыке Шопена, но никак не Верди - особенно там, где дело касается ансамблей. К слову замечу, именно за это недолюбливают Хозе Куру и избегают работать с ним многие дирижёры… Что касается дирижёра этой постановки, то им был Владимир Федосеев. При всех своих симпатии и уважении к Владимиру Ивановичу должен отметить, что партитура "Отелло", похоже, одной из его "самых любимых" вовсе не является (пока, по крайней мере). Однако выбирать Цюрихской опере, практически было не из кого: маэстро Санти был занят "Риголетто", все иные тоже так или иначе были "при деле". Таким образом, Владимир Иванович формально как бы "спас положение" - другое дело, что в этой "программе спасения" оказалось и совершенно криминальное расхождение оркестра с детским хором во второй картине второго акта (маэстро, обратив вдохновенные взоры на сцену, увлёкся хоровым дирижированием, совершенно позабыв о мандолинах и "дереве" - тем, сидящим глубоко под сценой, ничего слышно не было, и они могли ориентироваться только на дирижёра… Английский рожок оказался совсем "не там"; судорожными жестами маэстро попросил того "заткнуться", затем дал вступление - но на сей раз рожок заиграл "не то"… Это был просто кошмар!) Федосееву трудно (точнее, почти "никак") давались ансамбли; весь вечер он, что называется, сидел "по уши в партитуре", не обеспечивая оркестр никакими нюансами, кроме ритмической сетки, и запоздало "отмахивая" вступления солистам… К счастью, оркестр, достаточно вышколенный работой над "Отелло" и с маэстро Санти, и с другими дирижёрами, "вразнос" не шёл: в исполнении не только начисто отсутствовало "пиршество fortissimo", столь свойственное Кировской опере и иным молодым "корифеям", но и соло контрабасов в четвёртом акте было сыграно даже без малейшего намёка на фальшь. Однако и в "простой" роли координатора между оркестром и сценой Владимир Федосеев пока, к сожалению, не вполне преуспел. Я надеюсь, что в будущем сезоне (где к постановке намечен целый ряд спектаклей этого вердиевского шедевра), Владимир Иванович покажет своё мастерство во всём его блеске… Кстати, выход детского хора сопровождается ещё одной эффектной режиссёрской находкой: там, где по либретто дети должны вручить Дездемоне свои букеты, они выносят на сцену небольшой металлический ящик. Открыв его, из клубов пара "дымящегося" искусственного льда они достают великолепную, "замороженную" до стекловидности, роскошную орхидею. Дездемона необычайно бережно принимает и любуется ею - до тех пор, пока разгневанный Отелло... - да, да: не разбивает её об пол вдребезги на тысячи мелких ледышек... Ну, теперь пристало поговорить и о главном (если, конечно, верить старику Верди, собиравшемуся назвать оперу "Яго"), или почти главном персонаже. Само собой разумеется, знаменитое "Credo" Руджеро Раймонди исполняет со свойственным ему блеском и филигранной отделкой мельчайших деталей; не менее достойно были спеты и "Клятва", и застольная первого акта. Но вот "vigilate!" он спел как-то совершенно без изысков, без злодейски-чарующих pianissimi и всего такого прочего. "Сон Кассио" тоже большого впечатления не произвёл. Если, например, Ренато Брузон в той же роли просто купается в стройности собственных интриг, простодушно (как кажется) "ловит кайф" от того, что "всё работает" - и вообще, выглядит почти безобидным шутником до тех пор, пока не разразится "Credo", буквально леденящим душу по контрасту с этаким - пусть циничным, но всё-таки - "своим в доску стариной Яго", Яго Раймонди - злодей будничный; все его интриги выглядят ежедневной опостылевшей работой - от которой, похоже, он и сам уже здорово подустал.
Коли речь зашла о режиссёре, давайте вновь ненадолго вернёмся к постановке. Так хорошо, в общем-то, начинавшийся спектакль, с каждым открытием занавеса стали портить какие-то очевидные глупости. В начале мы обнаружили себя на каком-то огромном межпланетном космическом корабле, или орбитальной станции - неважно; в предлагаемые обстоятельства мы поверили с доверчивостью ребёнка, к которому в канун Нового года пожаловал "настоящий" Дед-Мороз. Но во втором акте (всё на фоне упомянутого огромного иллюминатора с проносящимися звёздами, туманностями и галактиками) посреди суперсовременного (или супер-футуристического?) космолёта вдруг возникает огромный четырёхлопастный пропеллер, расположенный параллельно сцене на высоте около метра. Он медленно вращается; на нём возлежит Яго; Кассио лежит на полу под пропеллером. Чуть позже, с опаской (и не без труда) взгромоздившись на ступицу этого воздушного винта (к счастью, прекратившего вращение), рассказывает Яго о своей вере
В третьем акте гигантский вертокрыл исчез, но на смену ему явилось новое чудо: в одном из отсеков космолёта взорам зрителей был явлен целый косяк раздвижных заплесневелых латунных труб-телескопов, выполненных в стиле гигантской "подозрительной трубы"
На самом деле, увы, всё было не так: в последнем акте список постановочных нелепостей дополнило ложе Отелло и Дездемоны - не только не превышающее по ширине кроватку францисканского монаха, но и выполненное в виде… почти точной копии похоронной венецианской гондолы. Ну, зачем?! Определённо, кто-то из нас -либо я, либо режиссёр - лишён воображения и чувства сценической правды (которая, замечу, может присутствовать при самых фантастических сценических решениях)… …Чем мне всегда нравилась опера Цюриха - так это традиционно сильным составом в ролях второго плана; во многом это происходит благодаря студии молодых солистов при опере: это нечто вроде "академии" молодых певцов при Мариинке, с той только разницей, что студия в Цюрихе существует уже более тридцати лет, и шарлатанов среди педагогов там не встретишь: уж что-что, а считать деньги швейцарцы умеют... И на сей раз всё обошлось почти без изъянов: о Паломби в роли Кассио я уже упомянул; Лодовико пел уроженец Нижнего Новгорода Павел Данилюк; Родериго - болгарский лирический тенор Мирослав Христов; Монтано - баритон из Киева Валерий Мурга (все - штатные солисты Цюрихской оперы). Единственным "проколом" стала Эмилия (Бригитте Пинтер); обряженная в стиле "Кто ещё хочет комиссарского тела?" и ведущая себя на манер некоей фрау Марты из фашистской зондеркоманды, дама пела визгливо, неровно и на грани фола - то есть, практически единственную свою важную фразу: "Aiuto! Otello uccise Desdemona!" - она взвизгнула дурным голосом и неизвестно, в какой тональности. Слава Богу, Хозе Кура блестяще исполнил сцену смерти, и горе-Эмилия (непонятно, на что надеясь), напомнила о себе лишь на поклонах после закрытия занавеса.
При перепечатке просьба ссылаться на источник и ставить автора в известность.
|