Дмитрий СМИРНОВ
Последним годам Российской Империи суждено было увидеть целый букет блистательных имён в мире оперы. Причём, это касалось не только приезда международных звёзд класса Баттистини, но и 
собственных талантов. Некоторые, как Тенор Леонид Собинов или меццо Антонина Нежданова, остались в России и после революции, чтобы передать в наследство новому режиму свой блеск и таланты; научить чему-то новые поколения. Другие же сочли более разумным, не впутываясь в перипетии новой политической ситуации, перенести свою "базу" в Париж. Двумя великими артистами, кто поступил именно так, были бас Фёдор Шаляпин и тенор Дмитрий Смирнов.
Последнего певца, к сожалению, сегодня помнят не очень хорошо. Отчасти это происходит от того, что - в своё время - голос Смирнова как бы постоянно находился в тени более блестящих и роскошных голосов - как, например, голоса Энрико Карузо. В книге "Запись Пения" ["The Record of Singing", Duckworth, Second Edition, 1993] Майкл Скотт описывал Смирнова, как "умного артиста, однако с небольшим и не особенно чарующим голосом".
Однако обратимся к книге воспоминаний выдающегося российского оперного певца - и бесценного летописца этих смутных пред- и послереволюционных времён в России. "Летом 1909 года я близко познакомился ещё с одним выдающимся, но уже не столько своими талантами, сколько внешним успехом, тенором Дмитрием Алексеевичем Смирновым.
Этому человеку природа как будто дала всё, чтобы стать в один ряд с такими русскими певцами, как И. В. Ершов, Л. В. Собинов, А. М. Давыдов. Одно время он своим внешним (подчёркиваю - внешним) успехом почти догнал Собинова и значительно обогнал Ершова, не говоря уже о Давыдове, но явлением музыкально-исторического порядка он всё же не стал". - Что же, Левик имеет полное право на свои музыкально-эстетические оценки: тем более, учитывая отъезд Смирнова из "социалистического рая" за границу он, наверное, в то время и не смог бы судить иначе. Однако вернёмся к мемуарам певца: "Смирнов обладал лирическим тенором большого диапазона, чуть-чуть жестковатого, но всё же хорошего тембра. Отлично справляясь с арией Рудольфа ("Богема"), он стал переоценивать свою вокальную потенцию и спел даже как-то Рауля ("Гугеноты"), но лавров это усилие ему не принесло, причём, как это часто бывает при голосовом напряжении, он был слаб сценически. Голос Смирнова был превосходно обработан, и… как это ни парадоксально, именно это вредило певцу: при недостаточно тонком художественном интеллекте он прежде всего выискивал в каждой партии её внешние эффекты. В партиях Ромео, Герцога, Надира в "Искателях жемчуга" он великолепно отделывал и демонстрировал их итальянизмы. Но те же исполнительские приёмы он переносил и в партии Владимира Дубровского, Владимира Игоревича, Ленского. Темперамент его был неглубокий, можно даже сказать - внешний, интуиция не отличалась тонкостью, искреннего волнения он никогда сам не ощущал и не возбуждал в слушателе. Чрезмерно увлекаясь длинными ферматами, замираниями и мелизмами, он не проникал в существо партии и роли, а плыл по её поверхности. Это особенно выявлялось при исполнении партий Владимира Игоревича и Князя в "Русалке".
- Критикуя Смирнова, Левик, по крайней мере, стремится создать видимость объективности: "На мой взгляд, это было ухудшенное издание баритона Камионского, но и только. А ведь помимо хорошего голоса и умения владеть им Смирнов обладал ещё прекрасной наружностью и дикцией. Высокий, стройный, хорошо сложенный человек, он говорил прекрасным московским говором. Взыскательному слуху всё же мешала одна странная особенность его голоса: минимальное, но упорное тремоло ("блеяние, дребезжание") звука. Еле уловимое на коротких нотах, оно основательно вредило его пению на протяжных. Он, как и Клеменьтев, нетерпимо относился и к успеху своих партнёров, особенно в "Риголетто"… - может, здесь-то и зарыта собака? Ведь Левик считал партию Риголетто своей "коронной"… Тем не менее, заканчивает Сергей Левик так: "И это было тем обиднее, что в природной одарённости Смирнова я с каждым спектаклем убеждался всё больше и больше".
Рецензенты тех лет, описывая выступления певицы Розалии Горской (урожд. Файнберг), в частности, писали: "Исполнитель партии Надира [Л. Собинов] должен был конкурировать с прелестной певицей Горской" (1916 год), или: "она была наравне со Смирновым героиней спектакля" ("Гугеноты", 1918 год). Биографические источники Смирнова разноречивы. Дмитрий Алексеевич Смирнов родился в Москве 19 ноября 1882. Мальчиком пел в церковном хоре; со временем поступил в Имперскую Коммерческую школу, чтобы изучать закон. Затем он поступил хористом в хор оперы Саввы Мамонтова (1903 г.); спустя какое-то время занимался вокалом у Мадам Павловской, прославленного вокального педагога тех лет. Его прослушивание для Большого театра привело к дебюту 11 января 1906 года, где он спел Баяна в "Руслане" под управлением Сергея Рахманинова. (Согласно другим источникам, Смирнов дебютировал в Большом в партии Синодала в 1904 г.) Затем - Данте в мировой премьере рахманиновской "Франчески" с Неждановой и Баклановым; первое появление в Мариинском в роли Герцога в "Риголетто". В целом, несмотря на разночтениях в некоторых источниках, становится ясно, что Смирнов успешно выступал в обоих Имперских театрах, охватывая широкий спектр ролей и западного, и русского репертуара, вплоть до революции.
С первых же лет начала своей карьеры Смирнов начал гастрольные поездки за рубуеж: так, в мае 1908 в Париже его можно было слышать в Дмитрии, на одной сцене с Шаляпиным, в "Борисе Годунове". Смирнов - под опекунством Дягилева - так же появлялся в ролях Фауста, Тамино, Альфреда, и так далее. Тогдашний директор Метрополитен Опера Отто Канн, услышав Смирнова, немедленно отправил телеграмму Гатти-Казацца с идеей о предложении певцу двухлетнего контракта - что и было исполнено.
В Мет, однако, Смирнов вовсе не чувствовал себя комфортно. Поскольку русского репертуара в Мет вообще не было, он должен был делить выступления в партии Герцога - с Карузо, а Альфреда - с МакКормиком. Карузо, обладая большим голосом, уже давно был фаворитом публики в Мет; МакКормика же поддерживала огромная армия ирландских эмигрантов. Его возвращение в Европу (в театры Монне и Монте-Карло) ознаменовали для него куда как лучший приём. Когда в 1914 году Сэр Томас Бичем пригласил его на премьеру в Левко (в "Майской Ночи", то газета "Таймс" нашла его "чистым и музыкальным" дарованием.
Тем временем, парижские контракты (главным образом - антреприза Дягилева) позволяли ему петь и в "Князе Игоре", и в "Руслане", в "Русалке" Даргомыжского и "Юдифи" Серова. Он прекрасно пел, и великолепно выглядел на сцене. Очень много и с большим успехом певец выступал по всему миру: Фауст в "Осуждении Фауста" Берлиоза, 1918 г., п/у Кусевицкого; в 1926 году спел Германа в Вашингтоне. Последний раз Дм. Смирнов выступал с Шаляпиным во Франции в 1930 году.
После Первой Мировой войны Смирнов постепенно сокращал свои появления на оперной сцене (невзирая на блестящие выступления в Берлине, Женеве, и Монте-Карло), больше сосредоточившись на концертной работе - и, иногда, преподавании вокала. Похоже, его вокальные способности вовсе не были к тому времени ослаблены; после концерта в Париже в 1923 критика писала: "Смирнов показал все свои свои достоинства - но что это за достоинства! Он - виртуоз bel canto… Его голос прекрасно сфокусирован, полон шарма и мощи, одарённый выдающейся выровненностью тембров"…
В последние годы жизни Смирнов, всё предыдущее время базировавшийся в Париже, переехал в (тогда ещё независимую) Ригу. Вскоре она вновь стала частью Российской Империи, вернее - СССР. Однако Смирнова, скончавшегося 27 апреля 1944 года, это уже мало заботило.
© Кирилл Веселаго
